в поместье Трент-Парк близ Барнета в Северном Лондоне проводились многие из самых гламурных светских мероприятий Британии. Филипп никогда не женился и, скорее всего, был геем, но, учитывая эпоху, в которую он жил, когда эта тема была табуирована, это никогда не предавалось огласке, хотя многие подозревали об этом. Большинство его друзей в межвоенный период были либо геями, либо бисексуалами, но эти отношения не были романтическими и "основывались на взаимных интересах и легком личном общении".

Одним из важных побочных эффектов войны стала дальнейшая англизация обеих частей семьи, что, скорее всего, обеспечило окончательный разрыв связей с их багдадскими корнями. Во многом незаинтересованность Филипа в иудаизме была характерна для его поколения семьи. В брошюре, посвященной истории Эшли-парка, изображение герба Сассунов представлено без ивритского девиза "Эмет ве Эммуна" ("Истина и доверие"), но с латинскими словами "Candide et Constanter", а семья идентифицируется как происходящая из Толедо в Испании, чьи изгнанники были, очевидно, более престижными, чем их собратья в Вавилоне. Стало заметным желание избежать ассоциаций с "Востоком" и даже с еврейством. Рассказывали, что другие члены семьи также хотели убрать еврейские слова с семейного герба. Всякий раз, когда родственник прибывал из Индии или Китая, "Сассуны из Общества были слегка обескуражены", поскольку это было "несвоевременным напоминанием об их прошлом необщественном существовании", об их происхождении вдали от Запада, об английском языке с сильным акцентом их родителей, бабушек и дедушек, об их ритуалах и их наследии.

К середине 1920-х годов Сассуны полностью осуществили свою мечту: Они считали себя англичанами, завели близкие отношения с королевскими особами, были избраны в парламент, получили титулы и в целом были приняты большинством британской аристократии. Ценой ассимиляции стала потеря связей не только со старой верой или старым домом, но и с глобальным бизнесом, который изначально привел их в Англию.

 

-

Однако ни один из членов семьи не перестал придерживаться традиций: Флора. Она придерживалась своего обещания и избегала участия в бизнесе, сосредоточившись на своей семье и религиозных занятиях. В 1924 году она удостоилась чести выступить в Еврейском колледже в Лондоне на ежегодном Дне речи, когда рукополагали новую когорту раввинов. Впервые за шестьдесят девять лет истории колледжа это сделала женщина, и поэтому вполне естественно, что речь Флоры была посвящена роли женщин. Она задавалась вопросом, почему ни одна женщина до нее не выступала с речью в колледже. Она сослалась на приглашение, в котором говорилось, что она "самый способный человек", который должен произнести речь, и спросила, означает ли это, что до нее не было других способных женщин? Цитируя Талмуд и Тору, она отметила, что в библейские времена, когда у мужчин, стоящих у руля, казалось, не было выбора, они обращались за помощью к женщинам, приведя в качестве доказательства историю о Бараке, который "в трудные времена" "повел израильское войско против Сисеры, командующего ханаанской армией, [и] попросил пророчицу Дебору присоединиться к нему и оказать поддержку: "Если ты хочешь идти со мной, то я пойду, но если ты не хочешь идти со мной, то я не пойду". " Это была аллюзия, которую можно с одинаковым успехом применить как к годам после смерти Сулеймана, когда Альберт и его братья, не найдя собственного решения, обратились к ней за управлением своими делами, так и к этому конкретному событию в колледже: "Я применю это к нынешнему случаю, когда мужчины пригласили меня сегодня возглавить дело, за что я благословляю Господа".

Сила привязанности Флоры к своей религии была такова, что ее дети унаследовали ее. В конце 1921 года в Лондоне умерла ее дочь-инвалид Мозель. В письме невестки Флоры своим родителям описывается поездка семьи в Египет и Палестину в декабре 1924 года, через три года после смерти Мозель, чтобы найти ее могилу на Масличной горе, кладбище недалеко от Старого города Иерусалима, где традиционно хоронят соблюдающих евреев. Евреев обычно хоронят так быстро, как это возможно, часто в течение двадцати четырех часов после смерти, и было необычно для семьи бальзамировать близкого человека, не говоря уже о том, чтобы хранить его так долго. Через несколько лет Флора отметила смерть дочери, учредив на ее имя благотворительный фонд (за 285 фунтов стерлингов, что в пересчете на сегодняшние деньги составляет примерно 17 000 фунтов стерлингов) для помощи нуждающимся ученикам в Tree of Life College, еврейском колледже в Восточном Лондоне.

К тому времени ее сын, Дэвид, достиг тихой известности как коллекционер гебраистских книг. Его дом описывали "как поистине уникальную библиотеку даже в таком городе, как Лондон". Один журналист, которому устроили экскурсию по дому в течение двух вечеров, написал о сокровищнице средневековых библий на иврите со всего мира и на многих языках, например, о персидском переводе начала XVI века. Он вырос в убежденного библиофила и в 1902 году, в возрасте двадцати двух лет, отправился в Дамаск, чтобы купить редкую Библию конца XIV века. Он был готов отправиться куда угодно, чтобы купить редкие книги и манускрипты, и обшарил почти весь арабский мир в поисках старых Библий и антикварных текстов. В 1914 году один из величайших еврейских библиофилов охарактеризовал 412 рукописей, находившихся тогда в коллекции Давида, как "имеющие высочайшее значение, как с художественной, так и с литературной точки зрения". Позднее в библиотеке хранилось более 1200 древнееврейских и самаритянских рукописей.

Дочь Флоры Рахель Эзра, жившая в Калькутте, продолжила традицию путешествий. В 1925 году она отправилась в путешествие по сирийской пустыне и в записке под названием "Из Дамаска в Багдад" написала: "Нас предупредили о безрассудстве нашего предприятия, предпринявшего это трудное путешествие, и одной из причин было то, что время нашего предполагаемого путешествия было не совсем благоприятным". Но поездка не была такой уж тяжелой: кадиллак с шофером сэра Герберта Сэмюэля, верховного комиссара в Палестине, забрал пассажиров из отеля Damascus Palace по пути в Багдад через сирийскую пустыню. " Между чаем и ужином в 8 часов, когда мы останавливались, мы проехали 100 миль, таким образом завершив 250 миль - бесконечный прямой путь. Мы разожгли еще один костер и выпили еще чаю. На следующее утро рассвет был очень красивым в таинственной пустыне". Группа пересекла Евфрат и увидела, как распахивают хлопковые поля. Ее выводы: "Всем, кто ищет уникальных впечатлений, я могу порекомендовать путешествие через пустыню в Багдад [sic]-который сейчас находится всего в девяти днях пути от Европы". К сожалению, Рейчел не рассказывает в своих заметках о том, как она воспримет посещение Багдада, города ее предков.

 

К концу войны и в начале 1920-х годов стало очевидно: руководство